

ДЛЯ СВОИХ - 1
НЕ УГАСАЙТЕ ДУХОМ!
Эта фраза пришла из России 19-го века в Россию 21-го через 20-й век, заполненный бюрократической суетой СССР.
Эта надпись с надгробной плиты одной из женщин рода Баратынских.
В России тогда были Рода, Женщины и Дух.
* * * * *
Это обращение к другу. В середине 1999 года письмо о его смерти меня остановило на полном скаку.
Все время живешь планами о будущем. У меня, например, планов лет на двадцать вперед. И вдруг оказывается, что друзья и ровесники начинают уходить. И что подошло уже время завершать, закруглять и итожить.
Я был совершенно не готов к этому, и все во мне восстало против его смерти. Это, скорее, была не жалость, а протест к нему. Потому что нельзя, не имеешь права, столько людей вложили в тебя все, что могли, а ты еще не свершился и не оправдал их усилий.
Не имеешь права уходить и угасать духом. Они оттуда глядят на нас и надеются. Другой надежды у них нет.
Почему, в конце концов, теперь я должен отдуваться за нас обоих...
Было безумно жалко, что он умер.
* * * * *
Наша жизнь стала представляться мне в несколько ином виде. Как будто знакомые нам талантливые мужики в Академгородке в душе поняли (может быть, даже не вполне осознавая это), что дела у России совсем уж туго идут и пошли на последнюю имеющуюся у них возможность.
Они от отчаяния начали "палить" в воздух. Палить они начали нами. Собирали по всем весям пацанов и девчонок с глазами, в которых что-нибудь светилось, заряжали их в ФМШ знаниями и выпаливали в жизнь, как в небо. В надежде, что кто-то из них прорвется к цели и засияет звездой. И тогда все их усилия не пропадут втуне.
Потому, что Россия – страна звездная. И пока хоть одна звезда светит, все еще будет цель в жизни у людей.
Устроили они гигантский этот фейерверк и, наверное, поняли (может быть не сразу), что эта затея для них или пан, или пропал. Потому что, если все упадут и ни одна звезда не засветит, то им никто не простит такую трату лучшей поросли.
И вот мальчишки и девчонки взлетали, начинали сиять и гасли. Гасли и уходили с небосвода один за другим. Кого сбивали доброжелатели, кто спивался, кого доводили жены, быт, болезни и прочие рутины. На самых ярких приезжали поохотиться или сманить дантесы из-за рубежа.
Первыми начинали сиять и гасли те, кто были тонкокожими, с тонким устройством души и ума. Многие из них сошли с орбиты еще в университете или вскоре после. Такой расейский способ запуска с перегрузками и гигантским авось был не для них. Они, фактически, просветили что-то только для нас, для своих.
Другие вспыхивали позже и светили дольше. Часть из нас до сих пор набирает свет и, наверное, их время еще не прошло.
Сейчас, через сорок лет, дошла очередь до самых толстокожих, которые, как Илья Муромец, только после тридцати трех начинают продирать глаза и слезать с печи.
К таким я отношу и себя, тешась надеждой, что всё главное ещё впереди. К таким же я относил и друга и всё время подспудно ждал от него вестей, что засиял он, наконец, и пошло у него.
Теперь он присоединился к тем, кто оттуда смотрят в ту часть неба, где должны появиться звезды, и ждут от нас, оставшихся, чего-нибудь стоящего.
Жалко, что мы почти никогда между собой не говорили об этих высоких вещах. Как-то всё время всё было впереди и для высокопарных речей и мыслей не было дела и времени.
Да и мелькавшие между нами вихляющиеся насмешники без роду и племени поднимали на смех всё, что стоило серьезного и искреннего обсуждения. Было как-то "не принято в их «приличном» обществе".
Это многих сгубило, потому что в одиночестве труднее осознать свою обязанность стать путеводной звездой для идущих следом.
* * * * *
Я помню Михаила Алексеевича Лаврентьева, когда он приехал с шофером в микрорайон Щ в нашу школу в канун нового 1966 года и устроил маленький фейерверк по поводу первого в стране и мире экземпляра компьютера БЭСМ-6, который он отбил в Госплане для Академгородка.
Мы радостно высыпали на улицу в каре школы, где шёл густой спокойный снег. Шофер пулял из разноцветных ракетниц, как виртуоз, играющий на нескольких инструментах.
Я тогда обратил внимание на глаза академика, глаза уставшего и загнанного мужика, который толком-то и сказать не мог, но нутром своим чуял, что только от этих подростков можно ожидать реального признания своим усилиям и достойной отдачи от этих усилий. Потому что для понимания этих усилий и для отдачи от них нужно будет времени больше, чем ему и его окружению было отведено.
Он нас запускал в будущее.
Теперь пора нам платить по счетам тем, кто надеялся на нас. Я не знаю, как вы будете свершаться для людей, для России и мира, это ваша проблема. Но я знаю одно – что время пришло. Не имеем мы с вами права так все бросить и дожидаться своей смерти, не засияв и не воздав должное тем, кто надеялся на нас. Сейчас мы представляем собой как бы спутники, достигшие орбиты благодаря усилиям тысяч людей, которые встали для этого в пирамиду, подпершую нас, и истратили на это свою жизнь.
Я не знаю, почему они выбрали нас и пожертвовали собой ради нас, но теперь наш ход.
* * * * *
Если вы не совсем въезжаете в эти слова, то пока не берите в голову. Просто, значит, вас пока еще не «звездануло». Надо немного подождать.
А им сам бог велел ждать.
Только одно поймите. Воспитанием детей-талантов тут не отойдешь. То, что нам дали, не передается с генами и воспитанием. Это наш личный опыт и история нашего уникального поколения. Такого поколения больше миру не дано. Это и наша личная ответственность.
У наших детей будет опыт и историческая судьба их поколения. У них будет всё куда жестче и ставки будут выше. Им, тем более, в крутые минуты будет нужен наш звездный свет...
* * * * *
* * *
*
НЕ УГАСАЙТЕ ДУХОМ!
Когда смогу, я выбью эти слова в камне на белоснежных стенах моей Физматшколы, моего Университета, моего Академгородка и моей Родины – страны талантов. Моего нооместа.
Если же дела у человечества пойдут совсем плохо, то мы с друзьями – необъезженными стариками-бумерами из послевоенного поколения – напишем буквами, сложенными из гор, завещание следующей человеческой цивилизации.
Его будет видно из космоса, и в нём тоже будут эти слова.